Если вы ещё не уверены, что случай правит судьбой, то история Владимира Басова сможет переубедить даже циника. Он не мечтал стать артистом. Он не выпрашивал роли. Он вообще занимался другим делом — монтировал фильм «Тишина».
А потом пошёл… ну, скажем, на перекур в туалет «Мосфильма». И вернулся оттуда — уже с предложением от Данелии.
Басов до того, как стал актером
Казалось бы, все его роли объединяет только эксцентричность и басовский тембр, но в каждом из образов артист был органичен, почти не пытался изобразить другого человека. Он не играл — он органично существовал в кадре.
А ведь актером он не собирался быть вовсе. Режиссер — да, пожалуйста. Военный — тоже было дело. На фронт ушёл добровольцем, вернулся капитаном, контуженным, с орденом. Потом — ВГИК, режиссура, «Тишина», «Метель», «Щит и меч». И вот ты сидишь себе спокойно в монтажке… а судьба решает: «А не сыграть ли тебе в кино, дружок?»
И вот заходит Данелия
На съёмках «Георгий Данелия вдруг осознал: не хватает одной маленькой, но жирной точки. Полотера. Бубнящего, жизненного, с морщинами и внутренним шармом. Искали. Не нашли. И тут Данелия заходит в уборную, а там — Басов.
— Иди к нам, сыграешь. — Да вы что, Георгий Николаевич, я же не актёр. — А никто лучше тебя истории не рассказывает.
И правда: Басов сыграл. Просто зашёл в кадр, буркнул пару философских фраз о смысле искусства, и стал народным любимцем!
Басов — это диагноз
Он не строил карьеру в кино — он просто старался быть органичным, смешить и печалить. Брал только второстепенные роли, но в зале замирали, когда он выходил. Его манера — театральная, старая школа, со всеми выкриками и паузами — казалась архаикой. А на деле цепляла за живое.
«Подлинным своим актерским рождением я обязан Георгию Данелия», — признавался после артист.
Вот он и жил с этим внутри. И вне съёмочной площадки тоже. В театре, в студии, дома. Коллеги говорили: Басов не выключается. Всегда в образе. Всегда артист. Даже когда молчит — играет.
В 1983 году Басов стал народным артистом СССР. В том же году его сразил инсульт. Потом ещё, и ещё. Болезнь не отпускала. Но и жалости он не выносил. Никого к себе не пускал, кроме самых близких. Даже тогда, когда говорить уже почти не мог.
А Дуремар-то настоящий: вот кто в СССР менял женщин как перчатки.
