Стоит любому фестивалю перевалить за экватор, с каждым днем все чаще слышишь разговоры о том, как было бы славно «отдохнуть, наконец, от кино». Подобные мысли естественным образом закрадываются в голову, оправдывая физическую усталость, но вовремя в расписании появляются картины, после просмотра которых на несколько минут становишься чуточку счастливее и кажется, что время вот-вот начнет идти вспять. Новый дневник. Снова Франция. Vive la .
На ММКФ была показана «Постоянные любовники», и не лаконичный набросок вроде «Любовника на день». Монохромная открытка из безвременья, где все еще шлют друг другу письма. Большие страсти в жизни не самых примечательных людей. Фильм по-особенному искренен, в нем ни плохих, ни хороших — просто человек меняется под гнетом новых чувственных познаний и потрясений. В уютном безлюдном осеннем мирке Гарреля если истерят, то на разрыв, но чаще эмоции скрывают. Голос демиурга-автора бесстрастно проговаривает все новые открытия героев о себе, о мире вокруг, об отношениях мужчины и женщины и такой непредсказуемой вещи, как жизнь.
Люк (Логанн Антуофермо) на несколько дней остановился в Париже, чтобы сдать экзамены в престижную школу краснодеревщиков. На автобусной остановке молодой человек знакомится с Джамилей (Улайя Амамра). В силу обстоятельств уединиться они не могут, потому обнимаются посреди пустых улочек, держатся за руки и трепетно смотрят друг другу в глаза. Покончив с делами, Люк возвращается домой, где его ждет отец (Андре Вильм), трогательный мужчина, рассчитывающий на большое будущее сына в ремесле, как возможность воплотить в его судьбе все то, чего так хотелось достичь в молодости самому. На малой родине Люк встречается с Женевьевой (Луиз Шевильот), своей бывшей одноклассницей, заодно некрасиво поступает с Джамилей и наконец получает торжественную телеграмму о зачислении в престижную школу. С переездом в Париж все окончательно запутывается. И отец Люка еще не раз задумается, такого ли пути он хотел для своего сына.
Хочется верить, что это не последнее экранное наставление Гарреля-отца своему сыну о том, что пока мужчина не станет поэтом, он остается легкомысленным юнцом. Дар видеть в обыденном свою «соленую» (печальную из-за слез) красоту — одновременно тяжелое бремя и единственный настоящий хэппи-энд, что мог бы ждать Люка, которому до поры до времени было плевать, где на небе находится Большая медведица. Женщины вьются вокруг него, Люк «набивает шишки», пока не познал — не почувствовал. Один из самых красивых фильмов Гарреля и по мысли, и по форме, равно как и самая упоительная сцена танцев в кинематографе последних лет.
Дух дышит, где хочет, в «Жераром Депардье. Актер называет своего нового друга то креветкой, то воробышком, снабжает его алкоголем из собственных тайников и помогает адаптироваться к микромиру спа. Уэльбеку, впрочем, все равно неспокойно: вокруг все больше странностей, а по ночам мучают кошмары.
Никлу воспевает своих несдержанных героев уже не первый раз: что Депардье, что Уэльбек частые гости в его фильмах. Их увядающие тела — лишний повод обыграть несоответствие грузного Жерара и усохшего Мишеля друг другу: на постере мечтательный слон наседает на уставшую змею с грустными глазами. Догадаться, кто есть кто, нетрудно. Попутно упоминаются Лорел и Харди, Астерикс и Обеликс, но неймдроппинг лишь поп-культурный элемент отвлечения. Больше всего Никлу восхищает личность своих героев, он придерживается мифа, сложившегося о них в информационном пространстве, позволяя каждому вволю хохмить, смешивая правду и быль, факты и выдумки, околесицу и искренние раздумья о бытии, времени и пространстве. Сказанному — верить: если хочется, даже самые абсурдные байки начинают казаться неподдельными. Лейтмотивом «Талассо» становится тема гробниц: тела в спа словно мумифицируют, схожая задача и у кинематографа. Арт-инсталляция из сложенных у стены чемоданов в номере Депардье, как и сам фильм, — концептуальный объект искусства, который сложно с первого раза разглядеть в обыденном.
Антон Фомочкин
