В прокат выходят «Юлией Высоцкой, исполнившей в фильме главную роль.
— Сквозной нитью через фильм тянется тема веры. Каждый в семье Людмилы во что-то верит: ее отец — в Бога, дочь — в справедливость, сама Людмила — в коммунизм и Сталина. Как вам кажется, вера — это единственное, что невозможно отнять у человека?
— Если фильм удался, то каждый зритель находит в нем то, что ему по-настоящему близко, то, что его интересует, трогает. Кого-то цепляет тема веры, кого-то — тема насилия, кому-то важна тема власти, кому-то — тема отношений между поколениями. Тут всё зависит от смотрящего, поэтому мне довольно сложно рассуждать о восприятии зрителем фильма, в котором я играю. А по поводу того, что невозможно отнять у человека, то это только от самого человека зависит. У кого-то можно отнять и веру, и свободу, а кто-то сохранит веру и внутреннюю свободу, даже если его посадят под замок и будут делать с ним страшные вещи.
— Со времен ваших первых совместных фильмов с Андреем Кончаловским изменился ли его метод работы с вами? Или вы понимаете друг друга интуитивно?
— Когда находишься внутри процесса, очень сложно оценить, меняются ли методы работы. Динамика видна, как правило, со стороны. Но мы с самого начала очень хорошо чувствовали друг друга как режиссер с актером, потому что близки во всем, что касается понимания искусства и профессии. А с годами у людей, которые долго живут и много работают вместе, взаимопонимание переходит на тот уровень, когда слова становятся не нужны.
— Какие задачи Андрей Сергеевич ставил перед вами? Какой он описывал вам Людмилу?
— Когда Андрей Сергеевич работает с актерами, и в частности в нашей совместной работе, многое происходит на уровне подсознания. Он не пользуется методом, когда режиссер ставит актеру задачу и смотрит, как тот с ней справится. Андрей Сергеевич создает такие условия на площадке, при которых артист чувствует себя свободным и любимым режиссером, благодаря этому возникают колоссальная ответственность и желание сделать всё по максимуму. В такой атмосфере актер начинает жить, а не играть — режиссер же направляет его в рисунке того, что он создает. Особенно хорошо это работает в кино — театр, может быть, несколько иная история.
— Замечали ли вы общие черты Людмилы с предыдущими героинями ваших совместных с Андреем Сергеевичем фильмов? Ведь «Дорогие товарищи!» на самом деле довольно созвучны, например, с «Раем». И Людмила, и Ольга проходят через нечеловеческое потрясение, которое меняет, очищает их.
— Это абсолютно новая героиня, новый характер, впервые мною встреченный персонаж. До этого ни в одной из моих ролей не было ни внешних, ни внутренних черт Людмилы. Если говорить об Ольге, то она переживает трагедию человека, которому не для чего больше жить, который пришел к тому жизненному порогу, когда не остается ни одной зацепки, чтобы продолжать свое существование. В отличие от нее, Людмила, несмотря ни на что, находит, за что зацепиться. Ее слова в конце — «мы станем лучше» — это не двусмысленность, которой она пытается прикрыть свое отчаяние, это ее убежденность, от которой она не отказывается даже в самый страшный момент своей жизни.
— Есть ли что-то в вашей героине Людмиле от вас?
— В любом характере, который играет артист, есть что-то от него самого, иначе персонаж просто не будет правдоподобным. Даже если играть какую-то эксцентричную, карикатурную роль, все равно это ты. По-другому не бывает. Это твои эмоциональные реакции, твои слезы и твой смех.
— Вы избирательны в выборе ролей. Каким должен быть сценарий, чтобы заинтересовать вас?
— Сценарий может быть абсолютно любой. Дело не в нем. Дело в режиссере и в том, есть ли с ним контакт — перед пробами, во время них или просто при личном общении. Даже из того, как режиссер видит персонажа и меня в его исполнении, можно понять, возникнет ли между нами некое профессиональное родство душ или, например, эта роль станет для меня вызовом, творческим испытанием. Тогда это интересно. Если это история, в которой эксплуатируется то, что я делала в других ролях, меня это вряд ли заинтересует.
— О чем для вас этот фильм?
— Этот фильм о том, как очень сильный человек, у которого, казалось бы, все очень ясно в жизни, находит Бога.
— Андрей Сергеевич неоднократно говорил о связи этой истории с традицией античной трагедии. Для вас в работе над ролью это была частная история Людмилы или архетипический персонаж матери, Медеи или Антигоны?
— Для меня это человек из крови и плоти, переживающий трагический момент жизни. Конечно, все архетипические персонажи греческих трагедий, Шекспира и вообще великой мировой литературы имеют общее звучание с образом Людмилы. Но, когда играешь роль, ты не играешь архетип, ты играешь конкретную сцену с конкретными партнерами. В этом тоже есть отличие от театра. Это режиссер знает, как сцены должны развиваться по эмоциональному накалу, где «партитура» должна звучать тише, а где громче, актер в этом смысле ведомый человек. Ему важно почувствовать дирижерскую палочку режиссера и не врать, не фальшивить.
— Готовитесь ли вы сейчас к новым съемкам или репетируете что-то новое в театре?
— Сейчас такой период, когда мы в основном работаем дома. Пока нет активных репетиционных и съемочных процессов, а есть только мечты о том, что когда-нибудь всё вернется на круги своя.
— Какой была реакция на фильм в Венеции, будет ли эта история понятна на любом языке, на ваш взгляд?
— На премьерном показе в большом зале мы видели, что люди были тронуты, реакция была сильная. Уверена, что на сегодняшний день имеет значение, что фильм рассказывает о событиях 1962 года. Как раз сегодня эта история будет понятна и близка любому человеку, живущему в Соединенных Штатах, Белоруссии или России.
— Что из еще не испытанного на экране вы бы хотели попробовать? Может быть, у вас есть та роль, которую вы мечтаете сыграть?
— Я не мечтаю о ролях. Я люблю сюрпризы от жизни и не посылаю в космос никаких запросов о какой-либо роли. Мне, на самом деле, не важно, что играть, важно то, кто мои партнеры и кто режиссер.
Беседовал Антон Фомочкин
